— Я однажды видела Джеффриса. Он так смотрел на женщин, когда думал, что его никто не видит, как будто мы мясо, и это было еще до того, как он подхватил на работе ликантропию. Думаю, сейчас, мы на самом деле стали для него мясом. — Она вздрогнула, слегка ссутулив плечи, а когда поняла, что сделала, то встала ровно, распрямив плечи.
Мое мнение о Хетфилд чуть улучшилось, узнав, что она заметила это в Отто Джеффрисе. Я знала его как Олафа. Его хобби были серийные убийства; не в этой стране, и не во время исполнения государственной службы, так что, если вы могли обеспечить его работой, он был «паинькой». Военные не держали его без дела, а когда он получил жетон, работы у него только прибавилось. Будучи одним из маршалов Сверхъестественного подразделения, он мог пытать и убивать вампиров и одичавших оборотней как ему заблагорассудится, а так как он, в итоге, их все равно убивал, то никто не спрашивал каким образом он выполняет ордер и как много времени у него на это уходит. Олаф был одним из самых страшных людей, живых и немертвых, которых я встречала, а это был довольно таки длинный список. Хетфилд права — он был страшен и до того, как его ранил верлев, заразив ликантропией. Он ушел в самоволку после того как пришли результаты его анализов, но несколько месяцев спустя, вышел из подполья. Если он и делал что-то нехорошее, пока учился контролировать своего зверя, то людские власти об этом ничего не слышали.
Мика поспрашивал в сверхъестественном сообществе и по их сведениям, Олаф, кажется, ведет себя как лев отшельник. Держится подальше от любых групп. Где он учился себя контролировать, тоже никому не известно. Я даже задавалась вопросом, что если он никуда не уезжал, если его часть серийного убийцы оказалась настолько близка к его внутреннему зверю, что он понял как контролировать обоих?
С тех пор, как Олаф начал считать меня своей подружкой-серийного-убийцы, потому что однажды мы вместе охотились и убивали людей, я стала избегать его еще до того, как он научился обрастать мехом; сейчас он избегал меня также усердно, как и я его. Он знал Никки до того, как тот стал моей Невестой, и Олаф боялся, что я укрощу его таким же способом. Как по мне, так годилось и то и то, лишь бы Олаф держался от меня подальше.
— Я тоже не видела Отто с тех пор, как он подхватил ликантропию.
— Ты же меховая маньячка, так чего тебя так беспокоит то, что он стал оборотнем? — спросила Хетфилд.
Я обернулась и посмотрела на нее:
— Как ты меня назвала?
— Так ты не отрицаешь, что спала и с Джеффрисом?
— Я с ним не спала, но поняла две вещи. Первая — невозможно доказать отрицанием, что я чего-то не делала. Вторая — когда женщина спит более чем с одним мужчиной, ее начинают обвинять, что она трахает почти всех подряд. Но вернемся к тому, что ты назвала меня «меховой маньячкой».
— Мне этот термин не знаком, — сказал Джонас. — Так что пока я не начал на кое-кого орать, просветите меня, что это значит.
— Так называют тех, кто трахается с оборотнями, — пояснила Хетфилд.
— Нет, — возразила я. — Так называют тех, кто будет трахаться с любым оборотнем только потому, что он оборотень.
— Хетфилд, это звучит довольно оскорбительно по отношению к вашему коллеге маршалу.
— Я слышала, что ты живешь с сыном шерифа Каллахана и еще одним верлеопардом из его группы, это правда?
— Да, правда.
— Те два блондинчика, с которыми ты сегодня пришла. Они тоже оборотни, как и сказал Рикман, верно?
— Ага.
— Ты спишь и с ними?
Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Про себя я медленно посчитала, перед тем, как сказать:
— Да.
— Так уже четыре оборотня, — подытожила она.
— Я никогда не говорила, что не встречаюсь с оборотнями.
— И еще с Форрестером, да?
Я посмотрела на Эдуарда:
— Отрицание нам хоть чем-то поможет?
— Если она хочет в это верить, то нет, — ответил он, и в его голосе поубавилось тедовской интонации, становясь холоднее и более пустым. Начал просачиваться настоящий Эдуард.
— И я слышала, что твой Мастер Города прилетел к тебе, так что ты и с ним путаешься.
— Знаешь, Хетфилд, я собиралась попытаться с тобой сработаться, но не думаю, что хочу так надрываться. Давай просто ненавидеть друг друга, и сойдем уже с этой мертвой точки.
— Ты меховая маньячка и гробовая подстилка, и подбиваешь Форрестера изменять его невесте, у которой двое детей; ты мне никогда не понравишься, Блейк.
— Хетфилд, — резко сказал Джонас, недовольный ее поведением.
— Если я действительно трахаюсь с Тедом, тогда почему Донна, его невеста, не против моего присутствия на их свадьбе? Кстати, она так же изъявила желание, чтобы там присутствовал один из моих меховых парней. Я знаю, что на свадьбе будет кое-кто из сотрудников полиции; может, когда они увидят, как я стою у алтаря рядом с Донной и Тедом, эти идиотские слухи, наконец, прекратятся.
Рот у Хетфилд открылся и закрылся, но, к сожалению, снова открылся:
— Если это правда, то я извинюсь после свадьбы.
— Замечательно, какие у тебя были самые длительные отношения?
— Это вообще не относится к делу.
— Ты обзываешь меня и в лицо высказываешь свое «фи» по поводу моей личной жизни. Распространяешь слухи обо мне и маршале Форрестере, и оскорбляешься, когда я задаю простой вопрос?
Она опять стала выглядеть сердито. Вокруг ее рта проступили линии, показывающие, что она хмуриться намного чаще, чем улыбается. Морщины от улыбок как знаки счастья, а от хмурого вида только прибавка возраста. Если Хетфилд не будет осторожнее, то состариться преждевременно.
— Блейк сама вежливость после всего того, что ты ей наговорила, Сьюзен, — сказал Джонас.
Она еще сильнее нахмурилась, но ответила:
— Три года. Я была замужем три года.
— Хорошо. Мика Каллахан, Натаниэль и я живем вместе уже три года. Я встречаюсь с Жан-Клодом, моим Мастером Города уже почти семь лет. Блондинчики, как ты их назвала, со мной уже больше года.
— Это не то же самое, что быть замужем, — сказала она.
— Не моя вина, что нельзя выйти замуж за нескольких мужчин сразу. Это все равно что сказать, что пара геев не настоящая, в отличие от пары натуралов, потому что натуралы женаты, хотя в тоже самое время вы не даете права жениться геям.
— Хочешь сказать, что ты вышла бы за них всех замуж? — Она убедилась, что я заметила презрение в ее голосе.
— Не за всех, но за многих, да.
— За многих? — Опять же, презрение прямо таки сочилось из ее слов.
— Мы пока еще выясняем, кто на ком будет жениться.
— Хочешь сказать, что помолвка с сыном Каллахана не фиктивная?
— Что-то вроде того, ага.
— Это не только ради того, чтобы шериф мог спокойно почить с миром, зная, что его сын в порядке и не гей?
Я рассмеялась, не могла с собой ничего поделать. Она, очевидно, ничегошеньки не знала о семейных отношениях шерифа.
— Что тут смешного? — спросила она.
— Хетфилд, — сказал Джонас, — может, ты и наш местный ликвидатор вампиров, но ты здесь совсем недавно. И еще очень плохо знаешь местных копов.
Она посмотрела на него, на меня, на Эдуарда, и опять на Джонаса. Она знала, что во что-то вляпалась, но не знала во что. У меня не было ни единого намерения ее просвещать. Я не была уверена, в курсе ли Эдуард о личной жизни отца Мики, но никто из людей не принимает бесстрастное выражение лица лучше Эдуарда, так что единственной в комнате, кто не знал, что шериф Каллахан проживает с другим мужчиной и женщиной, была Хетфилд.
Она решила вернуться к теме, в которой была уверена и сказала:
— Это мой ордер, и я не нуждаюсь в Форрестере и Блейк, выглядывающих из-за моих плеч. Требуется всего лишь ликвидировать двух вампиров.
— В лесу было больше двух вампиров, — сказала я.
— Ты видела, как они умерли, Блейк. Как я слышала, ты же и помогла разнести некоторых из них с помощью прихваченного с собой арсенала.
Я обернулась к Эдуарду и сказала: